когда сакуса находит на своем пороге мию — стоит душное лето, а их город, совсем небольшой, но бесконечно волшебный, окрашивается солнцем; когда сакуса находит мию на своем пороге — без чемодана, лишь с сумкой спортивной, с капюшоном на голове и с глазами олененка бэмби, который только что увидел как охотники застрелили его маму, в сердце сакусы что-то ломается, и он впервые пускает в свой дом человека совершенно незнакомого, совершенно постороннего.

мия оказывается прекрасным соседом, который помогает по хозяйству, который никогда не мешается ( во всяком случае, первое время ) и даже пытается соблюдать границы и не спрашивает о том, почему сакуса продолжает ходить в маске на улицу, почему не трогает никогда ничего лишнего и почему моет руки почти до красной коже; сакуса же не спрашивает, почему мия любит курицу и почему смотрит на календарь в телефоне, вечно что-то отмечая. сакуса тоже отмечает — ищет лей линии где-то на картах, читает истории разные, рассказывает их вечерами атсуму, который смотрит на него так преданно, что кажется вот-вот хвостом завиляет, если бы он действительно у него был.

и киеми смеется однажды, потому что

— ты как лис, ты знаешь?, — а ведь атсуму и правда на лиса похож, когда приходит в его постель, когда трется о плечо, когда одеялом одним на двоих накрывается. сакуса не думает о том, что ему противно или что-то еще, и даже после первого поцелуя ему не требуется бежать в туалет и стараться промыть свой рот с мылом; атсуму становится для него частью дома — частью сердца, которое уже не заменить. деталью, без которой механизм работать не будет, и он понимает это тогда, когда парень вдруг пропадает.

сакуса знает — в этом городе, бесконечно прекрасном и бесконечно загадочном, всегда что-то происходит, и если мия пропал — это тоже может что-то значит. и первое время он даже выходит в поля, где есть высокие колосья, прислушивается к звукам, позволяет бледной коже наполниться солнцем ( ведь оно все лечит, да? так мама говорила ), но мию он не находит.

ни через день, ни через два.

но через неделю он находит на пороге лиса, который кажется ему смутно знакомым и сакуса, почему-то, снова его впускает, позволяет уснуть с собой, а просыпается в знакомых объятиях. в объятиях атсуму.

о том, какого хрена все это значит — они говорят позже. говорят про запечатление, говорят про магию, про странные, паранормальные явления и сакуса уже не чувствует себя придурком, потому что сейчас это все — реальность.

и все возвращается на круги свои: они живут вместе, делят быт и атсуму нравится его маме, вот только

— ты в курсе, что у тебя ушки вылезли?, — сакуса все еще сонный, в растянутой футболке, растрепанный выползает на кухню, где пахнет кофе. половицы мягко поскрипывают даже через ковер и от дома пахнет лесом, им обоим это нравится ( сакусе нравится думать именно так ), а после он подходит и обнимает со спины, утыкается куда-то между лопаток и зевает.

— опять не спал?, — он не знает, до конца, во всяком случае, почему иногда его парень ( они ведь встречаются ) начинает вести себя странно, уходит куда-то или вот как сейчас — демонстрирует ушки. ну, как демонстрирует. сакуса уверен, что тот даже не знает о них. иначе бы точно не показывал; — что-то случилось?

Полученная от шиноби информация просто не укладывается у Гаары в голове. Как можно было додуматься уничтожить теплицы? В том, что Учиха всю ночь находился у него дома и отсыпался Казекаге просто не сомневался. По всему дому и вокруг него находилось немного песка с его чакрой, если бы Мадара решил покинуть его дом, Гаара об этом непременно бы узнал. Как можно было позариться практически на святое?! Да, вы хотите подставить Учиху, чтобы его либо наконец убили, либо он раз и навсегда покинул Суну и больше никогда в ней не появлялся, но не таким же способом! Неужели они не понимают, что таким поступком погубят куда больше жизней? В теплицах ведь выращивались фрукты, овощи, зерно не только для потребления в пищу, но и такие виды растений, которые потом используются для различных целебных мазей и прочих лекарств.

Пока они направляются к оранжереям, Гаара замечает общее напряжение в деревне и то, с какой ненавистью и презрением некоторые жители смотрят на Мадару рядом с ним. На него ведь смотрели также, правда помимо ненависти и презрения был ещё страх. Гаара знает, что это такое жить с ощущением, что все вокруг тебя ненавидят и желают тебе лишь смерти. Слишком хорошо он это знает. Сейчас эти люди улыбаются ему, выражают свое уважение, рады видеть гостем в своем доме. Вот так за несколько  лет люди взяли и изменили свое мнение о Гааре, Демоне Песчаного Водопада. И спустя столько лет парень не мог для себя решить верит ли он всем этим людям или же считает их поведение лицемерием. Если придерживаться жизненной позиции Узумаки Наруто, то каждый имеет право на второй шанс. Что ж... Гаара готов дать всем этим людям второй шанс, но если хоть раз они воспользуются его доверием... Если они будут вредить развитию и процветанию деревни, пощады не будет. Они прибегают на место и Гаара видит масштаб бедствия. Сохранилось всего несколько теплиц. Это мало, ничтожно мало. В горле словно образовался ком и парень не может выдавить из себя ни слова. Казекаге снова видит взгляды полные ненависти, устремлённые на Мадару.

- Все в порядке, он под моим наблюдением. И в том, что его здесь не было ночью я уверен на все сто процентов, поэтому попрошу вас поделиться всей имеющейся информацией по делу Сам Гаара смотрит на теплицы и до сих пор не может в это поверить. Он как может старается, пытается, а они... Нет, такие люди не заслуживают прощения. Казекаге хочет их найти и хочет посмотреть им в глаза. Хочет попробовать понять причины столь радикальных действий. Жестом он приказывает своим шиноби стоять на месте. Гаара помнил как действовали сенсоры на войне. Видимо Учиха как раз и пытается найти виноватых в этом преступлении при помощи своих навыков сенсора. Конечно навыки Учихи в искусстве шиноби как всегда поражали. На долю секунды позволил себе восхититься этим человеком. Живая легенда. Не иначе. Парень внимательно следит за диалогом Мадары с шиноби песка. Приложив руку к подбородку он задумывается, вспоминая какие шиноби могут находиться в пустыне.

-  Группа из четырех человек это скорее всего Микоши, Матсури и Юката под руководством Отоказе, группа из двух человек это скорее всего Баки и Исаго... Я отправлял их на проверку места так называемого воскрешения, а вот трое последних... У меня есть предположение кто это могут быть, но я хочу лично в этом убедиться - Казекаге замечает на себе удивленные взгляды своих подчинённых. - Я помню каждого шиноби... Не забывайте об этом Оставить Шукаку в деревне мысль разумная, но вряд ли он захочет охранять деревню, которую ненавидел много лет. Были бы в деревне Темари или Канкуро, можно было бы оставить хвостатого под их присмотром. Ворчания все равно было бы много, но не так как сейчас. - Гаара, ты что задумал?! Я не останусь в этой проклятой деревне! Ты забыл, что они много лет использовали меня как оружие?! Ну уж нет, нет, нет, нет. Даже и не проси! Казекаге вздыхает и потирает переносицу. У него нет времени пререкаться с Однохвостым, каждая секунда на счету. - Ты можешь остаться защищать деревню добровольно, либо же тебя заставят Шукаку возмущённо вопит, но в итоге с большой неохотой соглашается. - Пойдем в оружейную, выберешь себе и одежду, и оружие какое понадобится Виновные в этом преступлении будут наказаны.

[indent] аид знает, что никогда не забудет лицо младшего брата. черты зевса — их представить очень легко. и наглую ухмылку, и скулы, прячущиеся за бородой, и разрез глаз. нет, забыть невозможно, своих спасателей не забывают, а именно им зевс стал. первое человеческое [божественное] лицо, которое аид увидел спустя долгое время своего заточения. не искаженные, не наполненные яростью, не искривленные, не сгинувшие под влиянием безумия от боли. в лице зевса таилось что-то даже похожее на заботу к тогда слабейшему и уязвимому, аид это тоже помнит достаточно хорошо. наверное, лучше брата. к чему эти воспоминания сейчас?

[indent] о, им есть объяснение.

[indent] аид смотрит на лицо диониса [тот гораздо-гораздо выше его, в нем явно преобладает титаническое наследство, но мрачного владыку это ничуть не смущает, он не задирает голову, когда стоит рядом, он глядит исподлобья, ничуть не раненный фактом своего положения] и не видит в нем ничего от зевса. он назвал диониса его сыном, но теперь понимает куда лучше [это понимание почему-то облегчает и радует], что дионис сын не своего отца.

[indent] а своей матери.

[indent] дионис красивый юноша с не менее красивой улыбкой. аиду становится его жаль, но по-доброму, как часто ему жаль те души, какие встречают свой конец в слишком юном возрасте, не повидавшие ничего в жизни и теперь обреченные видеть только то, что подарит им ее горькое послевкусие. если бы дионис не был наказан герой [абсолютно не за что, что же ты делаешь сестра, что делаете вы все, неужели вы все теряете голову и сходите с ума, прокляты с рождения тоже?], то у него была бы счастливая жизнь. аиду так кажется, так что он продолжит верить этому предчувствию.

[indent] но всякое проклятие ведет к одиночеству. аид знает это по себе, так прозвали его дар отнимать постепенно жизнь у любого существа. так прозвали его лишним за то, что он губил природу, разрушал, а не созидал, пускай то никогда и не было его искренним намерением.

[indent] вокруг аида умирает то, чем он хочет восхищаться.
[indent] вокруг диониса умирают те, кто дорожат им.

[indent] между ними, если посудить, не так много разницы. поняв это, аид в чертах смягчается снова, чуть щурит глаза. от его ладони не исходит ничего, кроме холода мертвецов. костей, лежащих в сырой земле. аид уверен, что дионис выдержит — в противном случае даровать ему касание было бы бессмысленно.

[indent] — выдохни с облегчением, дионис, — больше не «сын зевса». аид крепко пожимает руку тому, кто приходится ему племянником. не давит, не вынуждает согнуться, склонить перед ним колено [в его власти все и даже больше, но не станет, никогда не станет], продолжает на равных. — здесь гнев моей сестры не достанет тебя. как я и говорил… им не нравится тут. тут вся их власть теряется и становится ничем. пустым звуком. пока ты в подземном царстве — ты свободен от своего бремени. прими это как заслуженные минуты покоя.

[indent] загробный мир — почти иная реальность. со своими правилами, оно вне, оно подчиняется тем законам, какие олимпийцы не в силах преодолеть, как и аиду не сломить небесный порядок. двум мирам удается существовать, потому что они не пересекаются. и есть середина — владения посейдона.

[indent] ему отчасти любопытно, что дионис испытывает от этого краткого мига их касания. какой бы вопрос ни возник в его голове, он найдет ответ в рукопожатии: я столь же одинок. я столь же часто бегу. я столь же ищу хоть что-то, но не нахожу. подземное царство — мой дом. тебе — может стать приютом.

[indent] аид выслушивает, вороном клонит голову опять [привычка после частых превращений в последнее время], опускает взгляд в пол и отходит в сторону одной из арок рядом с троном. коридорные развилки дворца. как знать, куда именно они ведут?

[indent] — ты говоришь как любящий сын. я не считаю олимп достойным местом для кого-либо и я надеюсь, что там она будет в безопасности, — пауза. — …я делаю это по причине куда более банальной, чем припишут мне смертные через века. ты просишь не для себя, — в очередном кивке есть его одобрение, зачаток странной гордости. — ты просишь во имя женщины, прожившей страшно. встреча с моим братом никогда не заканчивались хорошо.

[indent] аид вытягивает приглашающе руку в сторону арки.

[indent] — ему полезно иногда посмотреть на свое прошлое, — надо же, призрачная усмешка, едва заметная, попытка в шутку. — иди вперед. там будет темно, пусть это не пугает тебя, тени прокладывают кратчайшую дорогу до элизиума. ты найдешь свою мать. я останусь тут. никто не тронет вас и никто не посмеет перегородить вам дорогу до врат.

[indent] опускает конечность обратно, стоит неподвижно, дожидается, пока дионис поближе окажется, чтобы:

[indent] — тебе будут здесь рады.

[indent] аид замолкает, а лицо такое, словно совсем ничего не говорил. безучастие снова вступает в свои права.

pan (faun)

greek mythology

● PAN (FAUN) ●
● greek mythology ● бог хиппи, менеджер какого-то отбитого опг культа, спонсор шутков и в клыках промежутков ●


pedro pascal или какой-то усатый

● о тебе мне нашептали звёзды ●
Кто-то скажет, что артистов часто не ценят живыми, не воспринимают всерьез и нужно не жалеть им вина, чтобы доля их казалась слаще. Кто-то — что Пан ленив и распутен, он проводит время в пьянстве и охоте за нимфами. (Например, официальная статья на Википедии.)

Шарм Пана можно отрисовать одним словом: "уебанский". Во всех случаях без исключения в главных ролях фигурируют толпы обиженных женщин (или мужчин), секс и алкоголь, чей душок сначала чувствуешь за версту, прежде, чем из-за угла выруливает само божество.

Он — идеальный расчет силы, притягательности и безумия. Который, как и его спектакли, сначала встречают с теплом и весельем, но стоит взглянуть за ширму и напрашиваются выводы. Какие выводы сделаете, такие и будут.

Так вот. Нас с тобой связывает одна забавная история. Однажды я съел твою подружку. Но ты совершенно не обиделся. Простил и отпустил. Как умеют только святые. Или те, кто самолично притащил ее уже мертвой.

Ну, что можно на это сказать... Мое спасибо за приятный вечер. Куда уж какой-то там твари, что "жрет за шестерых" и до твоих высших забот, "осознанных" замыслов, как любят выражаться все, кто бегает на задних лапах и входит в богемную тусовку Олимпа.

Я, может, и собака, но хотя бы умею не быть куском дерьма.

А сумел ли ты хоть раз улыбнуться по-настоящему?

● нужнее воздуха ●
- Древнегреческий бог пастушества и скот[овод]ства, плодородия и дикой природы.
- Топ-10 греческих злодеев, которых нет в исторических сводках.
- Не "черт рогатый", а сатир.
- Если выживешь после встречи с ним — точно обзаведешься личным психиатром или участком с марихуаной.
- Я немного помешан на истории "Американских богов" и мне нравится, что каждый из них имеет свою головную боль и занятость в современном мире, уменьшенный пакет сил, человеческую личность, а потому мы не сможем распылять друг друга щелчком Таноса и придется выкручиваться иначе. 
- Цербер большую часть жизни прошатался в образе облезлой собаки, жил на помойках, потерял память и теперь внушил себе, что он — федеральный маршалл США, и должен ловить плохих парней и больных ублюдков. Насколько ты вписываешься в мою категоричность - сам решай.
- Хотелось бы беготни, суеты и видеть у персонажа двойное дно. Параллельно играть сочетание характеров, как у селедки с нутеллой, а именно — спаси и сатани, заложенное Паном минное поле, где Церберу вечно достаются куски и ошметки

узнай мою историю на этих страницах

пример вашего игрового поста за персонажа.

С каждым прожитым годом Гея… она даже толком не может сказать, что не так. Все ее чувства как будто притупились. Каждый день, так похожий на предыдущий, размывается, словно выныривает из тумана и там же пропадает.

Просьбы детей и внуков, обычно такие незначительные, скрашивают ее жизнь на короткие мгновения.

Смертные испытывают к ней благоговейное уважение. Настолько огромное, что ее стараются лишний раз не беспокоить, предпочитая помолиться о хорошем урожае Деметре или просить богатство у Плутоса. За пророчествами идут к Дельфийскому оракулу и тот, после всех ритуалов, обращается к Гее. От нее требуется только дать ответ, не более. Это не так сложно, и она отмахивается этими пророчествами, как чем-то совершенно незначительным. А ведь пророчествами так нельзя, даже если они касаются отела коровьего стада.

Гея живет будто в каком-то полусне и ничего не может с этим сделать. Мировой порядок гораздо важнее ее желаний, уж она-то знает это получше многих. От нее зависит слишком много и одновременно слишком мало. И, честно говоря, ей совсем не хочется иметь дело с кучей дерзящих потомков. Только поэтому, и по большой любви к ним, она не начинает какую-нибудь божественную войну. Одна уже случилась, из-за чего половина ее детей теперь сидит в глубинах Тартара. Не хочется представлять, что бы с проигравшими сделал нынешний Зевс, давно уже испробовавшей все стороны власти.

Иногда она думает, как бы все сложилось, если бы она не спасла его. Без Зевса, возможно, героем стал бы заточенный в Тартаре Аид. Пророчество гласило: «Кроноса свергнет его ребенок». Никто не называл имени его ребенка. Был бы Аид лучшим верховным богом? Кто знает, глядишь, и не было бы такой обиды на жизнь.

Что-то необычное Гея замечает сразу. Оно появляется у края земли. Что-то знакомо божественное, но не принадлежащее к этому миру. Сначала Гея думает, что он упал из тела ее мужа, Урана, но нет. Почти сразу приходит понимание — он пришел сразу по земле.

Это… интересно? Да, очень.

Неизвестного бога Гея прячет в тени своей силы. Скрывает от взора семьи. Пусть Зевс упивается верховной властью и бегает за очередной смертной, отвлекаясь только на склоки с бедной Герой. С гостем Гея разберется сама.

С момента его появления она наблюдает за ним. Отовсюду, в шелесте травы и пыльном облаке, из нависающей скалы и глубокого оврага. Его одежды — для холодных морозных краев. В своих он наделен большой властью — смертные его не интересуют, он на них даже не смотрит. Незнакомец не хочет располагать к себе ее людей, не дарит им ни одной улыбки. Будь он каким-нибудь мелким божком, лез бы вон из кожи, лишь бы о нем узнали. Тогда, чего же он ищет, если не новые голоса для молитвы?

Гея приходит к нему за ответом сама. Чтобы не смущать собой, создает подобное человеку тело. Простая туника под пеплосом, без сандалий, да и зачем они ей? Она встречает его у ручья, прямо за ее спиной растет небольшая яблоневая роща — только протяни руку и потряси ветку с сочными плодами. Хороший хозяин должен предложить гостю еды.

— Гея, — представляется она. — Ты голоден?

— Как насчет большого попкорна? — с метровой растяжки загадочно улыбался фиолетовый заяц в шляпе фокусника — маскот ярмарки, — в стиле комикса рекламирующий все акции. Например, большой сырный попкорн и по цене среднего. Дик указал на него взглядом и подмигнул. — Это будет осырительный вечер.

Ну? Ну, ты понял шутку, понял?

Но Дэмиен оставался Дэмиеном.

Целый день им пришлось изображать из себя обычную семью: заниматься обычными делами, ходить в обычные места, куда бы старший брат повел младшего. Был только один нюанс — «обычные» места в представлении Дэмиена. Нет, мы не пойдем на картинг («ты точно кого-нибудь собьешь!»), и в дуэльный фехтовальный клуб («нет, ни за что, Дэмиен») и на мастер-класс индийской кухни («просто нет!», воспоминания о том, как он один раз поддался и вдохнул карри, а потом ещё три часа чихал, были ещё свежи).

В итоге, после часового мозгового штурма, победил (один взрослый голос с кредиткой и тачкой против одного голоса Дэмиена Уэйна) музей естественной истории, в который, к глубокому разочарованию проигравшей стороны, они все равно поехали на метро. Чем был недоволен Дэмиен, Дик понимал очень — в двенадцать он был бы счастлив от такой поездки.

Они классно потусили; аудиогид был так себе, но исправить эту досадную оплошность получилось легко — Дик взял эту важную роль на себя. Вот тебе десять занимательных фактов о стегозаврах, как насчёт фоточки рядом с привезенной из Чикаго экспозицией самого большого сохранившегося скелета тиранозавра, а завершением экскурсии было проецируемое на потолок шоу.

Как он не старался, победить плохое настроение Дэмиена оказалось невозможно. Если Альфред был прав и тот был просто копией Брюса в детстве, Дик ещё сильнее преисполнился уважением к человеку, который смог с ним совладать. Потому что его таланты оказались не так безграничны! Возможно, все пошло не так ещё дома:

— Брюс сказал тебе не брать оружие, — вряд ли существовал хоть один способ, как можно было преподнести эту новость Дэмиену и не расстроить его. А расстроенный Дэмиен немного напоминал демоненка. Пронести катану под худи было сложно, но вот все остальное… — Любое оружие, так что… прости, но мне придётся проверить.

На то, чтобы оставить оружие дома существовало много причин: к моменту, когда они возьмут преступника, он не должен истекать кровью. В истории было слишком много белых пятен; где, как и почему он выбирал своих жертв? Все меньше получалось склоняться к варианту, что выбор был случаен. Готэм — большой город. Будь у кого-то желания, он мог бы провести целый день, присматриваясь к детям из неблагополучных районов.

Итак, день не задался в тот момент, когда у Дэмиена пришлось забрать все метательные ножи. Дик очень надеялся, что ситуация исправится сама собой, когда они придут к аттракционам. Если существовало универсальное средство от всех бед, когда тебе нет тринадцати, то это аттракционы. Но, увы, пока Дэмиен источал только наследственную мрачность Уэйнов.

Может, если бы сюда его повел Брюс… Но преступник ни разу не выбирал в жертвы ребенка с родителя, вряд ли он решил бы и сегодня изменять себе. Одиночки, дети в компании других школьников, дети, оставленные в компании братьев и сестер. Чем бы не руководствовался поехавший, семьи с родителями его не интересовали.

Поэтому попкорн, горки, комната страха, возможно, прицельная стрельба по пластиковым клоунам. У Дика Грейсона тоже было кое-что в арсенале, что он мог противопоставить — неистребимый оптимизм, например.

Стоило всю жизнь гоняться за силой, чтобы в конце концов прийти к этому.

Стабильная работа с командировками, дружелюбный коллектив, мечтающий чтобы ты подох в песчаной буре, вычет налогов из зарплаты. Это было похоже на старые добрые времена, когда заказчик выбирал их клан и Мадара долго бодался за каждый ре — в вечном противостоянии с Сенджу требовались не только человеческие ресурсы. В современной экономике он еще не разбирается и весь его опыт строился на одной только вылазке с мелкими Учихами. И оброненной фразе о том, что эти крохи просто смехотворны.

— Тише! — завидев, что он смотрит в их сторону, один из новых “товарищей” по команде затыкает другого.

Мадара даже не тратит время, чтобы картинно пожать плечами. Самому ему нечего сказать по двум причинам: во-первых спасибо, что хоть что-то, во-вторых, все наверняка по-честному, ибо едва ли Казекаге и его семья рады тому, что у них на шее сидит взрослый мужик со своими потребностями. Должен ли в таком случае этот вопрос волновать Мадару? Вообще-то нет. Или да. Или нет. Интересно, а в других деревнях все также плачевно? На секунду возникает мстительная мысль снова поселиться в квартале Учих в Конохе. Это хорошо они придумали: ожившие мертвецы — это ответственность страны, которую они выбрали своей новой родиной. А кто Мадаре запретит напасть на Камень и уйти в Коноху? Суна понесет ответственность? Интересно. Или это Казекаге объединил силы с Наруто и они вместе сияли непоколебимой верой в исправление и второй шанс?

В целом, ему грех жаловаться. Могли бы просто выселить его в какую-нибудь глухомань и приносить еду раз в неделю. А так, считай, королевские условия: свободное передвижение среди людей, минимальные ограничения, возможность использовать свой потенциал, пусть и под началом старшего брата Казекаге. Канкуро хотелось придушить, но чуть-чуть не до смерти. Он не был счастлив, что пару его футболок без спроса одолжили и ему не нравилось, что единственный подходящий размер одежды для Мадары в этом доме, был в его шкафу. Мадаре тоже претило таскать чужую одежду. В конце концов Канкуро просто купил на него комплект домашней одежды и фактически сделал своим должником, так что часть полученного он сразу отсчитал и отложил до вечера. Чувствовать себя должником Мадара тоже не любил.

Ему не нужно было много вещей, но самые элементарные оказываются нужнее нужного. Расческа — предмет первой необходимости. Вот о чем он мечтает! После гунбая, конечно. Потеря семейной реликвии — это досадная неприятность. Передаваемый из поколение в поколение, он служит не только оружием, но и символом. Мадара получил его, когда доказал, что достоин возглавить клан и с тех пор гунбай стал его самым верным соратником и символом его мечты.

О потере символа он не жалеет. О потере удобного оружия — очень.

Чтобы создать нового боевого товарища, ему придется очень постараться, но это потом, когда у него появится больше возможностей, финансов и он будет знать, у кого вообще можно заказать хотя бы приблизительно похожий по свойствам боевой веер. Потом. Сейчас у него есть Приди Приди Насилие, а там и до третьей книги недалеко. Правда, оказалось, что их гораздо больше, но ничего. Как придет время для нового гунбая, так придет время для новых книг. А пока Мадара готовит ужин — Темари опять нет в деревне, но братья-то остались. И у него есть свой интерес к Гааре…

Не то, чтобы он боялся чего-то, совсем нет. Скорее, Мадара обещал, что с ним не будет проблем, но он почти не знает деревню. Ему нужен гид и желательно не Канкуро, пройтись по улицам и разобраться что где находится. Будет лучше, если они сразу с этим разберутся и Мадаре не придется блуждать в одиночку и пугать напряженных людей.

К Гааре он обращается уже после ужина, после того, как перебирает в голове несколько вариантов как обратиться. Просьба глупая. Мадаре просить не нравится. Унижаться и просить сходить с ним за расческой или в магазин одежды — трижды не нравится.

— Ты завтра занят? — он подсаживается на диван к Казекаге. И он не может сказать «ты завтра свободен, потому что помогаешь мне». Здесь не клан Учиха, а он не их лидер, который раздает приказы. Давно такое было, еще в детстве, когда он был беспомощен против кучи воюющих друг с другом взрослых.

— Мне нужна помощь в изучении города.

Сильнее всего Мадара ненавидит только беспомощность.

[indent]В детективном агентстве было одно правило, которому приходилось следовать неукоснительно: если Дазай говорит идти, значит, надо идти. А также пара дополнительных из разряда: если Дазай ничего не поясняет, значит, это и не требуется; или, например, если Дазай звонит посреди ночи и просит спасти от очередного неожиданно болезненного суицида, то стоит оборвать все дела и примчаться на помощь. И если последнее Ацуши делал искренне и от души, то каждый раз, когда Дазай смотрел на него так пристально и даже не моргая, становилось не по себе. Только вот что мог противопоставить Ацуши? Ничего. Да и у Дазая методы воздействия очень эффективные. До скрежета зубов. "Ты ведь не бросишь агентство?" Конечно же он не бросит! Что за глупости! Ни агентство, ни кого-то ещё, кому нужна помощь. Он ведь не бешенный пёс, готовый пускать клыки в ход при каждой неудобной ситуации. Приходится идти куда-то, зная только адрес в надежде, что именно там получится отыскать очередной ключик к разгадке нарастающего беспорядка - беспорядка, о котором, кажется, догадывались далеко не все. В этот раз Ацуши даже не пытался задавать лишних вопросов, кивая на всё и послушно соглашаясь с любыми дополнениями. Их, к слову, было немного: найти записи, если будет сопротивление - обезвредить. Миссия не то, чтобы секретная или требующая навыков тигра, но остальные заняты проверкой куда более значимых вещей.
[indent]События на Моби Дике оставили свои следы, и теперь было совершенно непонятно, что делать с их последствиями. Да, определённо прекрасно, что Кёка спаслась и стала полноправным детективом; восхитительно, что им удалось остановить падение огромного кита на город и предотвратить катастрофу; но вот только... Когда Ацуши рассказывал про то, как именно удалось остановить Фицджеральда, глаза Дазая странно поблёскивали, вынудив Ацуши почти что прокричать о своём нежелании хоть раз иметь с этим психопатом дело. Акутагава пугал. И пугал не на шутку с того самого дня, когда Ацуши впервые услышал его имя. И ситуация с Моби Диком могла бы что-то изменить, но... нет. Чуда не произошло, и ненависть Акутагавы ни капельки не убавилась, словно ему совершенно без разницы на то, насколько правильное дело они сделали вместе. И теперь, выпрыгивая из автомобиля, Ацуши продолжал надеяться, что у мафии на этот особняк нет никаких зацепок. По крайней мере пока что, ведь встречаться с ними совершенно не хотелось хотя бы потому, что никто из их компании не умел разговаривать по-человечески.
[indent]Ацуши пробирался к особняку через кусты, внимательно разглядывая окна и двери. Вроде, совершенно пустой дом в три этажа, никаких признаков движения или вообще жизни слух не улавливает, так что начинающий детектив рысцой пробирается к запасному выходу - чисто на всякий случай, вдруг всё же что-то или кого-то упустил из виду. На цыпочках проходит до ступеней, ведущих на второй этаж и понимает, что понятия не имеет, где искать хоть что-то полезное. В каком-нибудь кабинете? Может, библиотеке? Подвале? Да в этом домище может быть пять библиотек и огроменный подвал! Выдохнув, Ацуши сел на ступеньку и задумался: где и как хранили бы информацию в подобном месте. Определённо не в подвале - слишком примитивно и не интересно, - и не на чердаке по тем же причинам; это место должно быть заметно, бросаться в глаза, но при этом не выделяться. Гостевая? Спальня? Наверняка на первом этаже можно отыскать большую комнату, в которой куча картин по стенам развешана, мебель дорогущая и прочие приблуды богатой жизни. И в какой-нибудь изысканной вазе или мягкой подушке вполне могла быть запрятана нужная улика.
[indent]Ацуши остановился в нескольких шагах от входа в очередную комнату, услышав по ту сторону двери шаги. Лёгкие и неторопливые, но отчего-то заставляющие пальцы сжаться. Такие... словно он уже их слышал. Обратившись к тигриному обонянию всё моментально становится понятно. "Нет, ну только не он!" - почти скулит Ацуши про себя, жалея, что не завалил Дазая тонной вопросов. Ведь он наверняка знал! Всё знал! Дазай ему что, смерти желает?! "В этот раз он точно меня прикончит. Ещё не поздно позвонить Кёке или... хоть кому-нибудь?" - замерев на месте, Ацуши вытянул телефон из кармана и стал искать номера. "Нет, нет, так нельзя. Я полноправный член детективного агентства, они все заняты работой не меньше моего! Я справлюсь!" - резким движением Ацуши убирает смартфон обратно в карман и распахивает дверь.
[indent]- Тоже любишь прогулки загородом? - игнорируя испуганное сердцебиение спрашивает Ацуши, входя в комнату самой расслабленной походкой из всех, на какую только способен. - Какой же ветер тебя сюда занёс, Акутагава? - улыбка выходит далеко не самой натуральной, но Ацуши изо всех сил пытается казаться спокойным, ведь никто в агентстве не стал бы отправлять его на верную смерть.
[indent]Так правильно: начать максимально издалека, словно они не оказались в нужном для детективов месте, а пересеклись на улицах Йокогамы. Почти как если бы были закадычными друзьями, решившими прогуляться в ближайший кинотеатр. Никаких "убить-убить-убить". Хотя бы в этот раз! Только вот каковы шансы, что пёс из мафии решит играть по нелюбимым правилам?

[indent] Как же права оказалась Василиса по поводу «колыбели природы»! Конечно, в тот момент Ваня об этом совершенно не думал: лес хоть и казался не самым гостеприимным местом, но сейчас выглядел вполне располагающим, да и за последние пару недель бывали они тут не раз.
- Да, вряд ли он рад, - согласился Царев, представляя, как Феде приходится разруливать все и со всеми, пока он тут занимается не пойми чем. Между прочим, пока все прилично! Может, это Бабаевского бы даже расстроило, что вроде как основная цель поездки его друга совершенно не увенчалась успехом, даже если речь не шла о глобальных «продвижениях» в сторону отношений. По большому счету, они с Васей будто бы и вовсе двигались назад от отправной точки (поцелуя в той подворотне), усиленно притворяясь, что могут быть друзьями. Напряжение, безусловно, поднималось выше, но пока у обоих хватало силы духа (или, напротив, его слабости?) притворяться, что они смогут это перерасти.
- Но уже завтра я буду дома, и он сможет отдохнуть. Вряд ли Федя возьмет отпуск, но я обязательно предложу, - Федя любил отпуск летом, да и кто не любит? Кажется, в последний раз Иван тоже отдыхал именно летом, как и большинство людей, поэтому его идея поехать осенью туда, где еще холоднее, чем в Питере, выглядела вдвойне странно.
Чем дальше они шли (а речь сейчас и вовсе шла о считанных шагах), тем гуще становился воздух. Из него словно вытапливали кислород, оставляя липкую и вязкую субстанцию – Ване почти чудилось, что еще немного, и он сможет почувствовать ее наощупь, стоит протянуть руку, но пока он чувствовал только знойный жар, душащий его под толстовкой. Теперь он пробирался выше, опутывая горло и заставляя делать более частые и глубокие вдохи, не приносившие желанного насыщения. Как раз в этот момент Вася решила прибегнуть к помощи Сири и узнать прогноз на сегодня, о чем никто из них опрометчиво не подумал заранее. Разумеется, объявленная спокойным и равнодушным голосом искусственного интеллекта, опасность пожаров могла не относиться к их конкретному региону и этому участку… Да и вообще могла всего лишь оказаться предупреждением, не более. Не всегда же предупреждения сбываются. Только это был самообман, эдакое самовнушение, которого в последнее время стало как-то многовато в его жизни.
Опасность была, и она была реальной – она совсем рядом. Пока Ваня пытался принять этот факт, Василиса уже схватила его за руку и повела куда-то прочь – вид у нее был встревоженный, да и ему стало не по себе. Дым сгущался, и отрицать очевидное просто глупо – они в зоне лесного пожара, который с каждой секундой подбирается все ближе и ближе.
И вот он здесь. Уже неважно, в каком направлении они шли, был ли тут тот самый «выход», или нет, потому что выходом это более не назовешь. Огонь молниеносно перекидывался с дерева на дерева, поджигая верхушки высоких деревьев точно бенгальские огни. Сухие стволы трещали, пламя рассыпалась снопами искр, обдавая жаром – ветер был в их сторону.
Ваня был не из тех, кто впадал в панику в критических ситуациях, но был из тех, кто мгновенно тупеет. В его голове за пару секунд проносились все стадии принятия – сначала отрицание, затем торг (сейчас разум пытался его убедить, что выходов из леса не один и не два, а многим больше), потом смирение (мы всего умрем, чего уж тут), а потом… Он просто смотрел на пламя, в карих глазах плескались красноватые искры, отражаясь будто в зеркале, и тело охватило такое непривычное, липкое оцепенение. Если бы у него были панические атаки, возможно, Царев бы решил, что это ее начало, но пока это больше напоминало простой ступор. Его пальцы по-прежнему сжимали теплые пальцы Василисы, будто бы на миг растратившей всю свою решимость и твердую логику, точно также, как и он, не понимая, что они могут противопоставить могучей стихии.
- Так, ну… Слева на карте вроде была отмечена какая-то лесная речка… Бежать надо к ней, - усилием воли возвращая себя в пышущую жаром реальность, быстро произнес Ваня, потянув Васю следом за собой. Им предстояло бежать как бы вперед, но наискосок – там деревья только начинали загораться от соседних верхушек, но огонь еще не успел слиться в полыхающую, непроходимую стену.
- Я первым пойду, - решительно заявил он. Если перед ними упадет дерево, или огонь неожиданно перекинется на ближайшие стволы, или сухой мох – его это коснется первым, а у Васьки останется пара дополнительных мгновений, чтобы пригнуться, закрыться руками или еще что. Она могла подумать, что он строит из себя героя, чтобы выглядеть круче в ее глазах, но на самом деле желание защитить ее ощущалось таким логичным и таким естественным, что само по себе не таило никакой корыстной подоплеки. Разумеется, он сделает все, чтобы она не пострадала.
- Вот, возьми, - Ваня достал из рюкзака бутылку с водой, смочил носовой платок и протянул Василисе. Где-то он видел, что через влажную материю дышать чуть легче, и угарный газ не так просачивается. Платок, правда, был один, так что самому уже пришлось прикрывать рот и нос рукавом. Помогало это, конечно, слабовато, но лучше, чем ничего.
От дыма слезились глаза, и через пару минут их бегства от стихии Царев уже видел лишь смазанные очертания. Огненные вспышки в пугающей близости превратились в подобие шаровых молний с рваными краями, а лесополоса – в темно-зеленое полотно.
- Осторожнее! – воскликнул он, краем глаза заметив, что справа что-то покачнулось, надвигаясь прямо на них. Царев пытался часто-часто моргать, надеясь что-либо разглядеть через едкие слезы, но все произошло слишком быстро. Инстинктивно отступая назад, он споткнулся о корягу, как-то неловко переступил с ноги на ногу, чувствуя резкую боль, а потом – он уже лежит на лопатках и руку больно-больно жжет, будто в нее впилась тысяча ос. К несчастью, это было пламя, перекинувшееся с увесистой ветки, рухнувшей прямо перед ними, на рукав его толстовки, в одно мгновенье добравшись до кожи. Ваня тут же принялся тушить ее об землю, но было поздно – ожога не миновать.
- Вась, ты иди вперед, не стой, - сквозь стиснутые зубы произнес он, думая подняться, но не тут-то было – движение раскатилось болью от икры до колена, и попытка не увенчалась успехом. – Я тебя догоню. Прорвемся, Вася, чего ты? Река уже недалеко…должна быть. Там и встретимся, - настолько оптимистично, насколько он только мог сыграть, воскликнул Иван. Герой хренов, недолго у него получилось девушку оберегать и прятать за своей широкой спиной.

Май в этом году выдался необычайно жарким, однако, сегодняшний день попросту побил все возможные рекорды. Температура воздуха подобралась уже к 86 градусам по Фаренгейту, и, кажется, совсем не собиралась останавливаться. Днём детские площадки практически пустовали, потому как родители стремились держать в эти часы своих чад поближе к водоёмам или же в самом безопасном месте: дома. К вечеру ситуация так же не наладилась. А из-за того, что Токио был густонаселённым городом, жар чувствовался куда больше от стали машин и горячего асфальта. Казалось, что настал судный день и адские врата открыли свои двери. Лишь ближе к полуночи вместе с темнотой столицу окутал прохладный ветер. Постепенно весь этот жар начал спадать и на улицах района развлечений снова закипела жизнь. Роппонги славился своей ночной жизнью, был магнитом для иностранцев и тех, кто не боялся оказаться не в том месте. Риндо помнил, как именно район заполучил свою репутацию: читал об этом в книгах, так как было интересно узнать всё, чем славится место, принадлежащее ему и брату. Если бы не война и не отвязные вечеринки солдат США, вряд ли бы у Роппонги была такая дурная репутация. Но в те времена сюда мало кто решался заглядывать. Чего не скажешь о нынешнем времени. Если днём здесь работают лучшие рестораны с разнообразными кухнями мира, то по ночам одеяло на себя перетягивают кабаре, караоке, бары, тематические клубы и даже публичные дома. И это несмотря на то, что проституция запрещена законом Японии. Но кому какое дело. Ведь именно Роппонги притягивает к себе самых богатых гостей.
Здесь есть и игорные дома, располагающиеся в подвалах, а когда неожиданно приезжает с проверкой полиция, эти помещения, как по волшебству, превращаются в самые обычные бани. Это, пожалуй, была гениальная идея устроить казино в банных помещениях.

Развлечения здесь можно было найти на любой вкус, а ещё, здесь очень хорошо работали зазывалы, которые были способны привезти даже самую стеснительную особу в самый раскрепощенный клуб. Хайтани любил прогуливаться по ночным улицам своего района. Как он сам это называл – он был блюстителем порядка. На деле же выискивал для себя развлечение. Это могла быть драка (а как известно любые разборки без участия братьев Хайтани в Роппонги запрещены), девушка, что немного перебрала в одном из караоке-баров... Вариантов была масса.

Риндо предпочитал до поры до времени держаться в тени, внимательно наблюдая за происходящем. Стоя вдали можно разглядеть многое, что недоступно тем, кто непосредственно участвует в потасовке. Сегодняшний вечер не был исключением поэтому младший Хайтани устроился на летней веранде одного из баров с уличной едой и слабоалкогольными напитками, надвинув капюшон на лицо, откинулся на пластмассовом стуле. На его небольшом столике был высокий стакан с каким-то коктейлем ярко-зеленого цвета, но Риндо не спешил его опустошать. Сначала нужно найти цель или придумать для себя развлечение.

Несмотря на поздний час, светло на улицах квартала было как днём: нужно отдать должное многочисленным неоновым вывескам и прочим осветительным приборам, что были на всех зданиях. Парень скучающим взглядом проводил группу иностранцев, которые шли в аниме-бар, воодушевлённо о чем-то разговаривая на английском языке, затем его взгляд зацепился за ползущего японца, который пытался встать, но у него ничего не получалось. Судя по тому, как бедолагу штормило, выпил он очень много саке. Разбираться с этой свиньёй не было желания. С пьяными неинтересно мериться силами, да и найдутся другие, более мелкие сошки, которые разъяснят пьянчуге, что в Роппонги так ходить нельзя.

Потянувшись за холодным стаканом, Риндо обхватил его рукой и приблизил к лицу, чтобы обхватить трубочку губами. И, как только абсент вперемешку с содовой и несколькими сиропами приятно обожгли парню горло, он заметил нечто интересное. Невысокая стройная девушка, одетая в форму старшей школы, уверенно шагала по улице и постоянно оглядывалась, словно ища кого-то или чего-то. Видимо, приключений, раз решила не напрягаться и надеть триггер для множества взрослых мужчин, грезивших об ученицах старшей школы «прямо как в том хентае».

«Школьница в столь поздний час? Не думаю, что примерная ученица старшего звена позволит себе слоняться по Роппонги. Это не тот район, где могут спокойно ходить красивые девочки в одиночку. Выходит, она ищет приключений. Что ж, в этом я ей подсобить могу».

Он не допивает свой коктейль, просто оставляет на столике и выходит из укрытия, снимая с головы капюшон. В стеклах его очков бесконечно мерцают отражение многочисленных огоньков. Риндо Хайтани решительно идёт к незнакомке со светлыми волосами. Интересно, почему девушка выбрала именно этот образ? Может быть, она пришла сюда работать? Учитывая нынешние фетиши местных толстосумов — все вопросы отпадали сами с собой. Чем моложе выглядит объект вожделения, тем лучше. Старые извращенцы.

– Ищешь компанию? – преградив той путь вопрошает он и улыбается.

[indent]Подобные совещания всегда затягиваются допоздна. Подобные совещания всегда утомляют, а после начинают легонько раздражать – как комар, летающий над самым ухом жаркой летней ночью. Хави даже уже и не слушал возбужденный щебет своих подчинённых, которые махали друг на друга руками с документами и графиками, стараясь на повышенных тонах доказать свою правоту. Он вздохнул и запрокинул голову к потолку, разминая шею.
[indent]Смертные.
[indent]Стоило ли тратить свою и без того короткую жизнь на подобный вздор? С их точки зрения, должно быть, и стоило. Это они торопятся, зная, что им отведено в лучшем случае восемь десятков лет, в худшем – их скосит нежеланная и неизлечимая болезнь. Но разве в столь поздний час не правильнее ли для них будет вернуться домой, поцеловать в макушку своих детей и позволить жене снять скопившееся за день напряжение? Хави положил руку на стол и поднялся, не сдержав зевка. Люди за его столом мгновенно замолчали, и, как один, повернули к нему головы.
[indent]- Друзья мои, к чему бессмысленные споры? – произнёс он ласково, как отец, старавшийся успокоить разрыдавшегося в истерике ребёнка. - Каждая ваша идея достойна внимания, так к чему вы тратите своё и моё время?
[indent]- Но, сэр...
[indent]Хави поднял палец, дав понять, что не окончил говорить. В конце концов, и его терпение имеет границы.
[indent]- Идите домой, отдохните. А завтра к обеду я буду ждать ваши отчёты на своём столе. – Сказал он и для ясности добавил: - Свободны.
[indent]Зал заседания опустел достаточно быстро, и Хави был последним, кто его покинул. Как, впрочем, и весь офис, спустившись на нулевой этаж и сев в машину, где за рулём его уже ждал подозрительно весёлый Фреки.
[indent]- Трудный день, босс?
[indent]- Трудные подчинённые.
[indent]Они плавно выехали из подземной парковки, и к своему удивлению, Хави обнаружил в подстаканнике свежий кофе. Поймав в зеркале заднего вида озорной взгляд Фреки, он вздохнул, взял бумажный стаканчик и отпил. Горький.
[indent]- Мы не едем домой. – Заключил он.
[indent]- Мы не едем домой. – Радостно подтвердил верный спутник.
[indent]Вот же засранец. Один перевёл взгляд на проплывающий в боковом стекле ночной Лондон, расслабив плечи. Безнаказанность привела к вседозволенному поведению любимого помощника, и порой Фреки, как разыгравшийся пёс, начинал наглеть – того гляди потеряет над собой контроль и начнёт вилять хвостом.
[indent]Но на то он был любимым помощником, наравне с Гери, Хугином и Мунином, а потому и это его поведение Всеотец со свойственной себе снисходительностью ему простил.
[indent]- Что случилось?
[indent]- Мы нашли норну.
[indent]Один быстро перевёл глаза на зеркало заднего вида, надеясь, как и минутой ранее, пересечься взглядом с Фреки, но тот теперь делал вид, что ему нужно внимательно следить за дорогой.
[indent]- Где она? – тогда потребовал ответа Один.
[indent]Но вопреки ожиданиям, ответ последовал не сразу – сначала губы Фреки тронула широкая, довольная улыбка. Был бы котом, подумалось асу, то немедленно бы заурчал и потребовал ласки за проделанную работу.
[indent]- Так прямо же здесь, босс. – Наконец, сказал волшебный зверь и беспечно пожал плечами, вызвав ещё больше вопросов.
[indent]- Здесь?
[indent]- Здесь.
[indent]Вотан медленно опустил стаканчик обратно на подставку и накрыл ладонью кожаное сиденье; осознание наползло на его лицо мрачной тенью. И словно бы в подтверждение, он почувствовал слабый удар и, казалось бы, сквозь журчание мотора расслышал приглушённое мычание.
[indent]Идиот! Что один, что второй! Сколько раз он говорил им не смешивать обе его жизни? Сколько раз говорил не использовать эту машину? Сколько раз...
[indent]- Если она заляпает багажник, я заставлю тебя вымыть всю машину зубной щёткой. – Пригрозил Всеотец.
[indent]В ответ Фреки только лишь задорно рассмеялся, да включил радио.

* * *

[indent]Весь путь занял от силы часа два. Им повезло – в будний день пробок на выезде из города не оказалось, а потому они беспрепятственно выехали сначала в сельскую местность, а после в сторону леса, где в конце извилистой дороги, даже не покрытой асфальтом, их поджидал дом на холме.
[indent]Свет в окнах горел, отчего Один сделал вывод, что Гери уже поджидал внутри – наверняка приехал заранее и всё подготовил как для своего владыки, так и для его гостя. Фреки аккуратно завёл автомобиль в гараж, и Один, наконец, вышел наружу. Не то, чтобы боги могли ощутить дискомфорт от долгого нахождения в одной позе, но к своему удивлению он оказался рад променять запах кожаного салона на затхлый металлический запах гаража с примесью масла и красок.
[indent]Он обошёл машину и спрятал руки в карманы, дождавшись, пока Фреки включит в помещении освещение и откроет дверцу багажника, после чего выразительно уставился на связанного по рукам и ногам тощего человека с кляпом во рту.
[indent]- Это «он». – Уточнил Один, вскинув бровь.
[indent]- «Он», «она», какая разница? Мы живём в продвинутом веке, босс, местоимения утратили силу!
[indent]Один шумно выдохнул и перевёл взгляд обратно на норну. Это воплощение было темноволосым и действительно худым – из-под ворота мятой рубахи выступали острые ключицы. А из-под спутанной длинной чёлки на него смотрели такие же тёмные миндалевидные глаза, и Всеотец наклонился ближе, опершись рукой о бортик багажника, чтобы взглянуть в них внимательней.
[indent]- Ты не Урд и не Верданди. – Сразу же понял он.
[indent]- Это Скульд. – Учтиво подсказал Фреки, но Один лишь только покачал головой, прикрыв глаза.
[indent]- Нет, идиоты. – Сказал он, выпрямившись. – Вы поймали не того.
[indent]Внутри стала медленно закипать злость.
[indent]- Вы поймали... мойру.

панталоне знает — ему нужно чувствовать себя нормально, ему необходимо чувствовать себя почти что особенным перед тем, как он закрывает и открывает глаза. панталоне знает — здесь, сейчас, он едва ли не единственный предвестник без глаза бога, без порчи. он не отмечен богами, которые словно бы издеваются над ним — говорят, что он не достиг того, чего достигли многие другие и у богача сжимаются пальцы в кулаки — до боли, до крови под ногтями, когда они впиваются в собственные ладони сильнее.

панталоне хочет быть если не особенным, то иметь силу. сейчас все, на что он может полагаться — что его не убьют в подворотне; что у него есть навыки боя; что он слишком важная фигура, ведь он управляет деньгами, но он устает от этого. и когда он приходит к дотторе — он не говорит больше о том, что ему что-то нужно. когда он приходит к дотторе — они трахаются, они спят вместе, они говорят обо всем, кроме глаза бога или порчи.

но панталоне думает — если я сделаю больше, я обязательно его получу; но все выходит совсем не так и он зажмуривает глаза, потому что ничего в жизни не идет так, как хотелось бы только тебе. и он это знает — знает, как пахнет бедность, как пахнут стоки и какого это — быть без денег там, где деньги ценятся больше всего. но именно сейчас он понимает слишком четко — он добился многого, но, видимо, недостаточно. и, кажется, так думает не только он.

когда панталоне открывает глаза — перед ним нет больше высокого потолка и удобной постели, перед ним только люди в масках, которых он никогда раньше не видел. лица без улыбок, которые не говорят с ним, которые ничего ему не объясняют и не собираются — он дергает руками, но они оказываются прикованными. ему никто ничего не говорит и он лишь краем уха слышит разговоры о том, что царица, видимо, не слишком уж сильно его жалует, раз дала такой приказ. и внутри все замирает. ему хочется вырваться, хочется спросить какого черта, но он остается обездвижен.

а потом мир вращается и он понимает — то, к чему он оказывается прикован, укладывают в горизонтальную поверхность и ему что-то колят. что? он не знает, но тело бросает в жар. не такой, какой он испытывает с дотторе — совершенно другой. нездоровый. и сердце начинает кровь качать слишком быстро для того, чтобы это было правдой; а потом он чувствует боль. ни с чем не сравнимую боль, от которой выламывает позвоночник, от которой, кажется, он может сломать себе несколько костей и ему в рот запихивают что-то — видимо, чтобы не откусил свой язык, а потом

панталоне впервые позволяет себе кричать, ощущая как что-то холодное сжимает его сердце и желудок; панталоне кричит, потому что только так он может держать себя в сознании. панталоне кричит и ничего не видит перед собой — ни людей, что двигаются как тени, ни того, что они шевелят губами. кажется, они почти что все на одно лицо, но ему все равно. панталоне просто позволяет себе упасть во мрак.

а потом это становится почти рутиной — его приводят в сознание, проверяют жив он или нет, и снова все по новой. кровь, боль, слезы, пот. его волосы давно сбились и теперь прилипают ко всему. его тело исколото иголками, челюсть сводит от того, как сильно он вцепляется в эту чертову штуку между зубов и все, что панталоне слышит:

— неудача. пробуем еще раз.

и, кажется, только на границе перед тем, как потерять сознание окончательно, он видит знакомую фигуру дотторе

Когда-то в прошлой жизни клон маршал-коммандер Коди гордился тем, что верен Республике и борется за правое дело. Ведь это то, для чего их создали — стать величайшей армией на защите граждан.

Вопрос о том, почему они вообще должны это делать Коди старался не то, что не задавать, вообще не думать. Клоны умирают потому что для этого рождены. Он лично отправлял дезертиров под трибунал! Все, что предатели-джедаи говорили о личности — бред. Клоны могут выбрать себе только имя, прическу и пару татуировок, вот и вся индивидуальность.

Империя отобрала у них даже имена. Яркий оранжевый 212 батальон обесцветился, как и остальная галактика. Имперский штурмовик КК-2224 больше не может делать вид что он — бездушная боевая машина. Он не дроид, не может отключить “мыслительные процессы”, не может думать о правильности выбора.

Бывший маршал-коммандер становится бывшим штурмовиком, собирает личное имущество в виде брони, винтовки и красиво дезертирует в неизвестность.

Это вторая ошибка, которую он совершает своих расчётах.

Первая была в том, что он остановился до того, как увидел мертвое тело джедая, которого ему приказали убить.

Вторая — он недооценил свои заслуги и значимость. Бывшего коммандера просто так не отпустят.

А потому Коди буквально через три порта взяли под руки его же vode, помогли понести броню и со всей нежностью проводили до карцера. Никакого трибунала устраивать не стали, пересадили из тюрьмы на корабль, где братьев заменили натборны. Этим с клоном говорить было не о чем. Вероятно, это было и к лучшему, хотя Коди был бы не против узнать, что с ним собирались делать дальше.

База, на которую привезли его и еще девятерых клонов была ему неизвестна. Броню так и не вернули, а собранная серьезная женщина-ученая только отдала приказ подготовить их к введению в анабиоз. Звучало как что-то сомнительное, с чем его братья — такие же пойманные дезертиры как и он — согласились. Терять было нечего, а потому они решили напоследок взять с собой стольких, сколько смогут. А там, гляди, полягут не все и кому-то удастся сбежать.

Последнее, что Коди помнил — это выстрел ему в лицо. Последними его мыслями было сожаление о том, что выстрел оглушающий.

Первым, что Коди увидел, было расплывчатое красное марево, с каждой секундой приобретающее все более твердые очертания. Даже заторможенный едва выведенный из долгого сна разум понял — их затея не увенчалась успехом, он попался. Но где персонал? И почему камера не открывается? И красный свет… наверное это плохо.

Путь на свободу приходится буквально выбивать. Подача воздуха прекращается, он чувствует, как легкие начинают гореть и до бесславной смерти остаются считанные минуты. Краснеет то ли от тревоги, то ли от его крови на сбитых руках, то ли от недостатка кислорода. Наконец, стекло поддается, достаточно для того, чтобы на пол хлынула часть жидкости. Коди срывает маску и пытается отдышаться в воздушном кармане. Странно, что до сих пор никто не пришел.

Дальше проще. Время в запасе есть, красная подсветка оказалась только в капсуле, значит тревога, оптимистично думает Коди, не из-за того, что они скоро взлетят на воздух. Заклинившая крышка никак не поддается, удается только расшатать ее еще немного и пытаться протиснуться в узкую щель. Его ноги едва касаются пола, а он уже старается оценить обстановку. Поворот головы, с обеих сторон камеры, такие же как и его, но в одной из них…

Первые шаги даются с трудом, поэтому на камеру с братом, который пытается выбраться Коди буквально падает.

— Я сейчас!

Он не разбирается в этой технологии, поэтому поступает как солдат — хватает валяющуюся железку и бьет ею по стеклу капсулы. К моменту, как он его пробивает, брат уже не дышит. В остальных капсулах тишина. Вот теперь у него точно полно времени.

Железкой оказывается рука отвалившаяся рука медроида. Сам он валяется, придавленный перекрытием. Хорошо просело, аж верхний этаж видно. Десять камер, в каждой из них, не считая камеры Коди лежит по клону. Две камеры пострадали от обвала потолка, причем так давно, что тела успели мумифицироваться. Ни в одной из девяти нет признаков жизни.

Где, звезды, весь персонал?

Коди не знает что хуже — все же стать частью неизвестного ему плана той ученой или оказаться на брошенной базе. А то, что ее забросили сомнений не вызывают, чего стоит только один только печальный вид обстановки. Но кто тогда включил тревогу? В медотсеке он этого не узнает. Из оружия удается раздобыть только снятый с медроида скальпель, но на этом его удача заканчивается — двери медотсек не поддаются никаким манипуляциям.

Коди с сожалением смотрит на дыру в потолке.

— Не так я себе представлял жизнь после ухода из армии, — бормочет он под нос, чтобы немного разрядить себе обстановку.

Ничего, справится. Выбраться из медотсека. Найти центр управления базой. Понять, кто включил тревогу. Не умереть. Ничего сложного.

Чтобы выбраться приходится передвинуть стол и положить его прямо на пол-потолок. Стол шатается и с грохотом отъезжает, отрезая путь к отступлению — падать обратно будет больно, остается только напрячь мышцы и подтягиваться, подтягиваться будто от этого зависит жизнь Коди. Вообще-то да, буквально зависит. Он просто в отвратительной форме. Надо двигаться вперед.

Все, что он может себе позволить, так это немного полежать на полу — теперь уже точно на полу — да выплюнуть зажатый зубах скальпель. Ему надо двигаться дальше. Без карты — это чистое самоубийство, но другого варианта нет. Хорошо бы наткнуться на склад, если его не обчистили перед уходом, а то ходить мокрым в одних трусах удовольствие сомнительное.

Все происходит слишком резко. Опять. Коди не ожидал, что не встретит на базе вообще никого, но последнее, о чем он вообще мог подумать, так это о мандалорце, с которым он сталкивается в одном из бесконечных коридоров! При полном параде, в сияющем бескар’гаме и даже с реактивным ранцем за плечами. У Коди нет ни шанса.

Коди нападает первым, собирается выгрызать свободу зубами. Получает он будь здоров, но на боль отвлекаться некогда. В конце концов, он оказывается на коленях перед врагом, так близко, что может одним точечным ударом прорезать плотную ткань штанов и вонзить скальпель в бедро. Хах, при должной сноровке можно расколупать и мандалорца!

Скальпель он “меняет” на вытащенный из сапога вибронож.

И убегает.

Ему нужно немного прийти в себя и перегруппироваться, иначе пункт “выжить” Коди провалит по всем фронтам.

Первое правило при встрече с хищниками — не показывать страха, не убегать, не делать резких движений. Что бы ни случилось, нужно спокойным. Показать, что ты тоже хищник.

Коди не выдает себя ничем.

Хотя шебс при упоминании укуса начинает зудеть так сильно, что хочется почесать ее или, в крайнем случае, нервно поерзать.

К взаимодействию с джедаями Коди не готов. Вот совсем, абсолютно точно. Разговоры с джедаями — та часть его жизни, которую он малодушно обходит по дуге, не пытается как-то анализировать, преодолевать и смиряться. В том, что сделано нет никакого смирения.

Коди думал, что поступает правильно. Предатели Республики должны пасть, никакого сочувствия и пощады, потому что они… предатели.

Оказалось, что предателем были только клоны, без единого сомнения отбросившие многолетнюю дружбу и поддержку.

То, что все это было совершено под воздействием коррекционного чипа прямо в мозгах ни в коей мере не могло смыть кровь на руках Коди. Пузырь вины при виде джедаев раздувался так, что перекрывал доступ к кислороду. Вина, бесконечная вина и чувство использованности.

Кто-то всю жизнь задается вопросом: “зачем он живет”? Коди прекрасно знает на него ответ и свое предназначение он уже выполнил. Дальше… если только его новое предназначение не в том, чтобы сидеть и раскаиваться содеянном. Да и есть ли оно теперь, если его появление здесь и сейчас — чистая случайность. Что-то Коди не очень верил, что все это предопределено Силой. Уж явно новый смысл его жизни состоял не в том, чтобы получить от тысячелетней самки ранкора утешительный коктейль.

Вообще-то это он должен извиняться за то, что все ее труды по сохранению мира спустя столько веков пошли прахом из-за Коди и его братьев. Она же героиня, вроде как — Коди после их знакомства стратегически набросился на голонет и нашел все, что мог. Реван и ее команда были настолько знамениты, что им даже поставили огромные голо-статуи на Кореллии.

Хотелось надеяться, что она останется сегодня героем. Благоразумным героем, который не применит свои джедайские штучки, не попытается взломать ему разум или что-то вроде того и не вспомнит свое прошлое ситха.

— Устроил себе небольшой отпуск, — Коди продолжает делать вид, что все хорошо. — А как дела у джедаев?

Это не вопрос вежливости и не попытка подавить себе гноящиеся раны. Вопрос не договорен, но его продолжение более чем очевидно витает в воздухе. Как дела у джедаев? Что Реван забыла на луне Нар Шаддаа? Стоит ли ожидать в голоновостях пестрые заголовки из серии “Джедаи украли у контрабандистов чувствительных к силе детей”? Куда потом бежать наниматься для помощи в отстройке разрушенных секторов? Сколько тут вообще джедаев?

Коди не трус и выдержит, даже окажется, что в баре все, даже бармен, — замаскированные джеда.

Просто он пока не готов.

Первое правило при встрече с хищниками — не показывать страха, не убегать, не делать резких движений. Что бы ни случилось, нужно спокойным. Показать, что ты тоже хищник.

Коди не выдает себя ничем.

Хотя шебс при упоминании укуса начинает зудеть так сильно, что хочется почесать ее или, в крайнем случае, нервно поерзать.

К взаимодействию с джедаями Коди не готов. Вот совсем, абсолютно точно. Разговоры с джедаями — та часть его жизни, которую он малодушно обходит по дуге, не пытается как-то анализировать, преодолевать и смиряться. В том, что сделано нет никакого смирения.

Коди думал, что поступает правильно. Предатели Республики должны пасть, никакого сочувствия и пощады, потому что они… предатели.

Оказалось, что предателем были только клоны, без единого сомнения отбросившие многолетнюю дружбу и поддержку.

То, что все это было совершено под воздействием коррекционного чипа прямо в мозгах ни в коей мере не могло смыть кровь на руках Коди. Пузырь вины при виде джедаев раздувался так, что перекрывал доступ к кислороду. Вина, бесконечная вина и чувство использованности.

Кто-то всю жизнь задается вопросом: “зачем он живет”? Коди прекрасно знает на него ответ и свое предназначение он уже выполнил. Дальше… если только его новое предназначение не в том, чтобы сидеть и раскаиваться содеянном. Да и есть ли оно теперь, если его появление здесь и сейчас — чистая случайность. Что-то Коди не очень верил, что все это предопределено Силой. Уж явно новый смысл его жизни состоял не в том, чтобы получить от тысячелетней самки ранкора утешительный коктейль.

Вообще-то это он должен извиняться за то, что все ее труды по сохранению мира спустя столько веков пошли прахом из-за Коди и его братьев. Она же героиня, вроде как — Коди после их знакомства стратегически набросился на голонет и нашел все, что мог. Реван и ее команда были настолько знамениты, что им даже поставили огромные голо-статуи на Кореллии.

Хотелось надеяться, что она останется сегодня героем. Благоразумным героем, который не применит свои джедайские штучки, не попытается взломать ему разум или что-то вроде того и не вспомнит свое прошлое ситха.

— Устроил себе небольшой отпуск, — Коди продолжает делать вид, что все хорошо. — А как дела у джедаев?

Это не вопрос вежливости и не попытка подавить себе гноящиеся раны. Вопрос не договорен, но его продолжение более чем очевидно витает в воздухе. Как дела у джедаев? Что Реван забыла на луне Нар Шаддаа? Стоит ли ожидать в голоновостях пестрые заголовки из серии “Джедаи украли у контрабандистов чувствительных к силе детей”? Куда потом бежать наниматься для помощи в отстройке разрушенных секторов? Сколько тут вообще джедаев?

Коди не трус и выдержит, даже окажется, что в баре все, даже бармен, — замаскированные джедаи.

Просто он пока не готов.